Стояла когда-то во дворе, у дома, где я жила, молодая береза. Береза была с тонким, чуть изогнутым белым стволом, похожим на стан девушки. С весны и до поздней осени радовала наши глаза стройная красавица, и никто не мог устоять перед искушением присесть на лавку, стоящую под березовой кроной. Лавку ту поставили мы сами – чтобы осенними томными вечерами могли матери с детьми и другие жильцы посидеть в редкой тени.
    А вообще, во дворе нашем, в то время росло немало деревьев: была там и дикая вишня, и каштан, и абрикосовое дерево, и слива и много других. Но выделялась березка средь ни: тогда как деревья стояли близко к друг-другу, касаясь ветвями соседей, березка стояла, гордая, стройная, посреди двора, одна, и взирала на окружающие ее древа будто бы была какая-то царевна.
    Выхожу я в тот двор однажды – не спится. Чу! Слышу – голоса сквозь шепот лиственный слышатся:
(Продолжить)
- Ах, как вы бестолковы, друзья! – Слышится звенящий голосок. – Одна лишь я даю легкую тень и успокаиваю прелестью ум! А вы стоите у забора и рыхлите под ним корнями землю!
- Не права ты, березка. Не права, белоствольная краса! – Послышался мягкий, но уверенный голос, какой мог бы быть у женоподобного юноши. – Вот, например, я – Абрикос. Я бросаю тень на качели, чтобы дети не пострадали от полуденных солнечных лучшей, а плодов, которых летом так много на моих ветвях, делают наивкуснейшее варенье и курагу.
- Ну и что, Абрикос? Ну бросаешь ты тень, и есть у тебя плоды, но сравнятся ли они с моими сережками и стройным стволом? – Смеялась Березка. А Абрикос отвечал:
- Может и нет у меня стройного стана, но весною цвету и я, вместе с вишней и цветы мои по красоте ничуть не уступают твоим сережкам. – Сказал он и умолк.
    А Березка все продолжала язвить:
- А ты, Каштан, чем можешь похвастать? – Задиристым голосом спрашивала она. – Колкие твои листья совершенно не защищают солнца, а плоды грубы и покрыты скорлупой –не нужны никому! Какой от тебя прок?
- Ну, почему же так? – Тихо отвечал молодой, но мудры каштан сиплым голосом. – Мои плоды любят белки. Их жарят и едят с удовольствием дети. Да и когда-нибудь я разрастусь и моя тень станет огромной, как у Абрикоса. Цветы мои, пусть не так прекрасны, но долговечны и крупны. – Сказал немногословный Каштан и замолчал. А Березка обратилась к молодому Клену, - он стоял в том же дворе, но как-то непонятно: то ли вместе с деревьями, то ли чуть поодаль.
- А ты, Клен? – Спросила белоствольная краса, а Клен, будто бы на нее разозлившись, в тон Березке отвечал:
- А что же я сдался тебе, Березка, что стремишься ты меня, как и всех, унизить? Мой ствол красив и ровен, -поровнее твоего! Листва у меня широка, я даю достаточно тени, и каждый мой листок осенью с радостью будут подбирать дети. Я даю вязкий сок, из которого люди делают сироп, а ты даешь лишь березовый сок – почти воду. Так чем я хуже тебя?
    Береза и притихла. А что? Ничего не попишешь – Клен прав.
    Деревья, между тем, друг с дружкой зашептались – зашумели листвой Слива с Абрикосом, ветками постукивал сердито Каштан. Слышались и другие. По моим догадкам: Вишня, Липа и еще некоторые.
    Говорили деревья о том, будто бы собираются строить еще один дом, и для этого нужно их – деревья, - срубить, а корни выкорчевать. И сговорились древа, что переплетут корни и ветви, да так, что по одному их ни топором, ни пилой, ни лопатой не взять. Корни их ведь уходят глубоко –не каждый экскаватор достанет. И всю ночь, скрипя и перешептываясь о своих тревогах, сплетали ветки и корни дворовые древа.
    Только молодой Клен да Березка отказались присоединиться к остальным и молча игнорировали предложение сплести корни.
    И уже под утро, наслушавшись разговоров дерев, я пошла спать.
    Ближе к полудню разбудил меня шум механизмов. Из окна легко было различить как потных от жары работников в касках и комбинезонах, так и желтые машины, приехавшие вырывать деревья. Все: и машины, и рабочие, гудели, трещали, жужжали и издавали огромное количество неприятных звуков – они проработали до самого вечера но, в итоге, явно опустив перед чем-то руки, все уехали.
    Чуть позже вышла во двор я, вместе с ребятами. Увиденная картина меня неприятно впечатлила: Клен и Береза уже не были на месте. Оба, выкорчеванные, изрубленные в деревяшки, валялись они в комьях грязи.
    А остальные деревья сочувствующе шелестели листвой – у них-то было лишь сломано несколько веток, да оставлено на стволах по паре следов вгрызающейся пилы – но то было не страшно -  дети часто ломают ветви и даже пытаются поджечь древа.
    Ночью уже послышался голос вновь – то говорил Абрикос.
- Несомненно, жаль, что такие полезные и красивые деревья были сгублены самодовольством, эгоизмом и гордыней. – Печально говорил Абрикос. – Но сделать что-либо теперь не в наших силах. Мы можем лишь передать их опыт росткам. – Проговорил Старик (а Абрикос был, несмотря на голос, самым старым деревом во двор) тихо и утих. И все другие замолчали, скорбя о погибших молодых.
    Более деревья не шептались, сколько бы не прислушивалась я к шуршанию листьев в ветреную и безветренную погоду. А со временем перестала прислушиваться, после же и вовсе – переехала в дальнее место.
    Должно быть, и по сей день стоят, подперев чуть косой бетонный забор сгорбившиеся от тоски древа и молчат – вспоминают, печалятся по погубленным красавице-березе и юноше-клене...

Мораль - проявляйте хоть какое-нибудь уважение к старшим, ибо задрали бахваляться взрослостью, которой на деле нет.