Время, когда должны опадать листья, еще не наступило, но дожди, кажется, мало волновались об этом. Их косые струи ежедневно со дня посещения нашей героиней приюта рассекали небеса почти круглосуточно, что ничего хорошего не предвещало – система канализаций не сможет вечно держать в себе все прибывающие воды. Однажды город может затопить, и тогда маловероятно, что то, за что столько лет люди сражались, будет оправдано.
И всему виной будет лишь прихоть стихии… Всего одной стихии достаточно, чтобы заставить исчезнуть все,- все без исключения…
Нет. Видимо, отказываться от дара сейчас, кажется, не лучшая затея. Сейчас…
Эльфа глубоко вдохнула, стараясь хотя бы частичкой себя осознать ту «прелесть ветра на границе сезонов», но… Жизнь не так прекрасна, как ее описывают книги. По крайней мере, не для нее. Внутри лишь сухо скребет жуткий холод, от которого нет избавления. Холод, который на долгие годы стал верным спутником и лучшим напоминанием о, казалось бы, пустяковом долге…
«А ведь однажды Эдемейн может забрать мою жизнь вместе с тем даром, которм так великодушно меня наградила. Она имеет на это право, как богиня.» - Без тени сомнения в который раз подумала Утшхэ. Мысли о смерти и небытие приходят в такое время все чаще. Возможно, на ее душу уже ничто не повлияет, но все равно… Все равно из года в год, видя как к осени люди начинают суетиться, становиться встревоженными, стоит только подуть холодным ветрам с неразведанной стороны континента, она каждый раз не понимает – что в этом?.. А внутри остается странное чувство, но, как можно подумать, не ненависти или презрения – многим эльфам свойственна эта грязь. За тысячелетия истории народа эльфы накопили немало пороков и, возможно, именно потому, в отличие от людей, учащихся на своих ошибках из поколения в поколение, были обречены на провал в развитии… Внутри всегда оставалась толика любопытства – любопытства из далекого детства, когда можно было босиком с диким, до сипа громким криком носиться по родным каждому жителю Варсиции тропам!.. Правда, то время давно минуло. Минуло, скорее всего, безвозвратно. В теле нет сил тех, что находились там ранее –тех, что в «голопопом» детстве заставляли верещать ее от восторга при виде маленькой пичужки. Воспоминания прошлого стали единственным… Ну, или почти единственным утешением в собственных холодных ночных грезах…
Верно. Ей не снились сны – а одолевали видения. То, что успокаивало… То, что не было создано из льда несмотря ни на что – то, что представляло собой опору. Силы Эдемейн, конечно, поддерживают в ней дыхание, биение сердца и… И что? Какое может сердце у существа, не способного даже чувствовать хотя бы немного? Она может каждый день наблюдать как кипят человеческие характеры, как те, кто живет рядом с нем, все сильнее привязываются друг к другу, но сама она не может ничего… И все это осознание – оно слепо. Оно не вызывает ни ярости, не обиды, ни слез – плакать она не умеет…Не потому, что сильная, а просто не умеет. Единственный раз ее слезы пролились не так давно – когда она засмеялась. Больше она этого делать не будет. Ее слезы… Оказались кровью… Не стоило смеяться этого при тех, кто так легко пугался, но несмотря ни на что, заботился о ней… Шокированная Эйнисса едва ли не подобно пласту льда шлепнулась в обморок. Вслед за ней с тихим стоном сползла вдоль стены Айлана. Райто лишь побледнел. Однако, после и позеленел, а затем сменил еще несколько цветов радуги. Один Танако оставался почти спокоен, непоколебим; однако, даже его надменная физиономия частично проявляла некое недоумение.
- Я не буду так больше делать... – На плечо  легла тяжелая… С трудом сказать, рука. Вроде бы и как человеческая, но с довольно-таки угрожающего вида острыми ногтями-когтями и широкой ладонью, не очень длинными, но сильными и одновременно чувственными пальцами -нагим плечом нельзя было это не ощутить.
Танако… Ничего не остается, как обратить на наглого Архвейг внимание.
- Чего разнюнилась? Будешь- жизнь заставит. И, да… Я понимаю, что ты жрица Эдемейн, но это не значит, что ты можешь так просто разгуливать по городу в такое неспокойное время.
- Могу, Танако. Мои силы восстановились. Я полностью в боевой готовности. – Спокойно отвечала эльф. Ведь действительно – прошло достаточно времени чтобы раны и ссадины, пусть не сходящие, перестали беспокоить. Чтобы по ночам не одолевали кроме своих, еще и видения Диэльян… Или, по крайней мере, она научилась забывать их?..
Однако, не так-то легко провести Архвейг. Не даром они считались высшим Светом, приближенным к Богу, созданными из его ума и сердца душами, которых он вырастил как своих детей. И пусть многие Архвейг стали таковыми после смерти или даже еще при жизни, почти по ошибке – это не было важно. Хранитель – продолжение подопечного. Мысли подопечного никогда не станут секретом от хранителя, если он захочет их узнать. Хранитель всегда понимает подопечного – этот закон непреложен. Тот, кто не понимает подопечного, не может стать хранителем. И, наконец, вместе с подопечным Хранитель должен умереть – переродиться – однако, хранитель в том же теле, духе и памяти, неся с собой скорбь о минувшем времени, а подопечный – лишь смертный, с новым телом, опустошенной душой… Архвейг читают душу и сердце хозяина как будто оно лежит у них на ладони-теплое и трепещущее. Но лишь при желании. Но, мало кто из Архвейг не пользуется возможностью копаться в душе опекаемого. Как ни странно, Утшхэ судьба подкинула именно такого Хранителя.
- Я хочу растопить лед. – Прокомментировал Хранитель и заулыбался. В самой глубине зашевелился червячок зависти – ее улыбка ужасна. Она не так прекрасна как Танако. У нее белая, молочная кожа, словно почти не знавшая света; темные, пустые и безжизненные, как бездонная пропасть глаза цвета тусклой синевы, не; то белые, не то седые волосы до пят, – волосы совсем не пушистые и не мягкие, а жесткие и сухие. Голос –несформировавшийся и мерзкий даже для тех остатков ее чувств, что остались нетронуты вечными льдами. Тонкие губы, как правило, лишь кривятся в так называемой улыбке… Кому нужно такое… Такое… Чудовище?
- Лед? – Червячок зависти пискнул и съежился. Эльфа помедлила. – Я не понимаю…
- Лед. – Уверенно отвечал Хранитель. И, казалось бы, как много лет назад – это был хорошо знакомый, неуклюжий, неловким мальчишка – взъерошенный, улыбчивый, рассеянный… И не было пятисот лет войны, не было ужасных темниц и мук, не было Диэльян… Не было ничего, что могло бы дать ей повод сожалеть… Ведь рядом Танако, который не был едва ли не самым популярным мужчиной в городе среди слабовольных дам и не был ее хранителем…
Но наваждение быстро спало, и перед ней вновь привычный взгляду пижон-гуляка.
-Это зависит не от тебя, а от моей богини, глупый эльф.

- Эй-эй! У-у-утька-а!
- Не называй меня так. – Отрезала девушка хладнокровно. Сестре приходилось повиноваться. Несмотря на возраст, дурой Айлана не была и  прекрасно различала интонации старшей в семье.
Она часто, к слову, размышляла – почему именно Утшхэ Эдемейн выбрала своей Видящей Жрицей. Относительно молодая, не обладающая каким-то особым могуществом богиня выбрала такую же жрицу… Как ни чудно, их силы, объединенные, многократно возросли. Это, надо сказать, юную целителя пугало. Зима с каждым столетием становилась заметно дольше. Люди этого не замечали – они всего-то сотню и живут, а вот для эльфов это было очевидно.
- Мне пора вернуть Эдемейн ее дар. – Вырвал из размышлений девочку голос сестры. Голос неожиданно мягкий и слабый для жесткой сестры.
Айлана помяла губами. Что она могла сказать? Могут ли быть в этом случае найдены слова поддержки? Она ведь чувствует – целитель всегда чувствует, когда кому-то нужна помощь, это почти инстинкт… Но слов не находилось, - они пуховыми перьями уносились прочь, когда, казалось, вот-вот должны оказаться на языке…
Обычные слова утешения в духе «Все будет хорошо» здесь не помогут. Эти силы – силы Эдемейн, не трехдневная забава младенца. Это след, как на теле, так и на душе. Лед – не огонь, он не оставляет ран, но отсутствие ран вовсе не означает целостность и полноту. Если сожженное огненными вихрями можно хотя бы угадать по очертаниям обгоревших образов- лет такого не позволял. Лед – это застывшая жидкость, замершее движение, мгновение и вечность… Ледяная мощь Эдемейн – это все больше поглощающее беспамятство; бесчувственность и равнодушие – отражение этих ужасных сил. Для многих, конечно же, покажется – если раны нет, то нечего лечить, нет угрозы… Однако, это неверно. Лед приедается, как пиявка, подобно паразиту выпивая по капле из жертвы жизнь и свет. Жриц Эдемейн люди видели до Утшхэ редко – когда те приносили Зиму на своих холодных Крыльях Треска, а после –исчезали в снежном вихре. С появлением Утшхэ это несколько изменилось –постоянство Жрицы, чье назначение по идее-путешествовать, приманивало зиму с каждым разом все раньше…
- Зима рыдает, Айлана. – Обратилась к младшей Утшхэ. Целитель навострила на редкость широкие уши. – Эдемейн слабеет. По ее мыслям медленно, как гниль по воде, расползается жар. Это плохо… Очень. Зима не должна таять, иначе случится что-что очень плохое…
- Что? –честно спрашивала целитель, на что получила тихий, и, как обычно, честный ответ.
- Не знаю…
«Неужто и правда все так плохо? – думала Айлана. – Быть не может чтобы сестра не нашла выхода из положения!». 
Она ждала действий. Или предложений. Утшхэ ведь всегда что-нибудь придумает! Она-то, сестра, знает, что за холодной маской Жрицы скрывается недюжинная мудрость и ум!..
Но седая эльф остановилась на небольшом мосту и стала глядеть на воду. Под ее взглядом, почти самостоятельно, покрылись инеем несколько квадратных метров мха на возвышающихся камнях. Вода поблизости покрылась тонкой, сверкающей корочкой льда.
- Это приносит страдание даже тогда, когда не должно и, по сути, не может… - Эльф закрыла темно-синие, пустые, как отчаяние, глаза и склонила голову, позволив выбившимся из высокого, тяжелого хвоста новым – более коротким волосам закрыть лицо. На виду остались лишь густые, пушистые ресницы и губы – казалось бы, и пухлые, но тонкие, строго поджатые.
Айлана смотрела на воду. Корочка льда почти растаяла – начавший моросить дождь лишь способствовал этому. Вода там, где падали капли, расходилась кругами. Такое зрелище…
И ведь все это – вода, лед, снег, зимы, ручьи… Все это творение рук Эдемейн. Вода порождает жизнь. Холод часто поддерживает ее, не позволяет страстным увлечениям преодолеть границы, за которыми Бездна.
Что случится, если вдруг Эдемейн не станет?
Айлана вздрогнула. Собственные догадки пугали ее. Будучи одаренным целителем, она была еще и, пусть и ребенком, но не таким уж глупым. И она сейчас прекрасно поняла, что может случиться.
Догадывалась ли об этом сестра? Несомненно. Она не так слепа, как кажется. Многим видится, что души за этим лицом нет – холодным, худым, точеным, словно из грубой снежной глыбы, однако, это неправда. Это не так. Ведь была же Утшхэ когда-то маленькой – Айлана помнит свою сестру в детстве. Бойкая, живая, любвеобильная девочка с белокурыми хвостами. Куда она делась?.. А вот она – седая, высокая, много выше среднего человека, тонкая, самоуверенная и могущественная. В этом образе состояло бы немало героически-страдальческого пафоса, не будь он на самом деле таким, каким кажется. Это не образ жизни, не маска. Всего лишь горькая истина, едва прикрытая тайной…

- Снова зима рыдает… - Эльф потянулся. Захрустели кости.
Ладонь, легшая ему на смуглую, покрытую мягким волосом грудь, заставила Танако вздрогнуть – хоть ладонь и была теплой, чувства кроме страсти в этом прикосновении не было.
Лежавшая рядом девушка прижалась к юноше.
- Я здесь. Какое же тебе дело до наступающее зимы? Главное, что в постели лето. – Белозубо улыбнулась она. Пухлые губы соблазнительно изгибались пурпурными змеями. Но желания уже не было. Постоянная его кукла…  Надоела.
Чего он желал?.. Или кого?..
Он знал, кто ему нужен. Но он… Он, как и сказал Ей, не мог заставить ту, в кого влюблен, силой сблизиться. Не мог, потому что боялся потерять оказанное ему доверие и возможность быть рядом. В результате чего, что называется, «ходил по бабам». Он, все-таки, не ребенок, и ему нужно женское тело.
Эльф вздохнул, о чем-то задумавшись и, освободившись от когтистых объятий любовницы, принялся неохотно одеваться. Как часто после умопомрачительных ощущений его захлестнули неоднозначные чувства: с одной стороны он никого не предал. Его сердце все также принадлежит одной женщине, он лишь удовлетворил животный инстинкт… Однако, сколько не отнекивайся инстинктами, можно сказать, что он предал собственное тело. А тело и душа должны быть в единении. В данном случае –с предметом воздыханий.
Эльф провел пальцами по лицу. Капли пота и прилипшие волоски длиной челки на лбу показались не влагой, а липкой паутиной лжи.
«Надо поговорить с ней… Иначе я с ума сойду» - подумал он. Оклик по имени вывел, однако, его из состояния тоски. Он знал, что ненадолго, но иногда это спасает от самого настоящего бесконечного безумия.
- Танако… Ты снова думаешь о Ней? – Эльф молча кивнул, даже не оборачиваясь. Не трудно было догадаться.
Присев, девшка-внешне не старше 17-18 лет, тряхнула короткими рыжими  космами и обняла за все еще оголенный торс Архвейг.
- Останься со мной… Я всегда отвечу тебе взаимностью… И не задену… - Мурлыкала она. Приятно щекочущие кончики ухоженных ногтей лишь усиливали сходство с кошкой.
Но кошки иногда выпускают когти в полную длину. И это он знал, как никто другой… А если прибавить к этому опыт общений с ревнивой до Утшхэ Эноэ…
- Мне правда пора… - Бросил эльф через плечо. Одевать рубашку он не стал –не было смысла. Как и выходить через дверь: бдительный брат обязательно узнал бы Танако и понял, что, возможно, Утшхэ здесь, в городе… А нашему эльфу это нужно было меньше всего.
Юноша материализовал крылья и ласточкой скакнул с хлипкого подоконника.
Ная же, эта рыжая бестия, уже через несколько секунд, одетая целиком и полностью сидела на краю кровати, от волнения прикусив кончик ногтя большого пальца.
- Дурак, Танако…. Придурок… - Бормотала она недобро.
- Ну ладно… Брат все узнает, и ты все равно приползешь ко мне!..

Тем временем, Танако уже ждали. На крыше, возле люка, через который можно было практически незаметно попасть на низкий чердак а через него спуститься в дом, стояла Эйнисса, укутанная в толстую багровую шаль. Обычно распущенные волосы под прохладным, слабым ветром были ныне собраны в аккуратный пучок. Впрочем, вампирша и тут не утратила элегантности – несколько прядей очень уместно были из пучка выпущены.
Стоило ему коснуться ногами крыши, Эйнисса молча поманила его кивком за собой. Приблизилась к краю крыши за его спиной и шагнула в… А вот, шагнула ли?.. Да, она сделала шаг вперед, но вопреки законам физики не упала на землю. Однако, у нее не было ни крыльев, ни опоры… Разве что едва заметный серебристый свет омывал босые ноги. Эйнисса медленно опустилась вниз и эльф был вынужден последовать за
ней. Правда, он помнил, что с той стороны находится окно в комнату Утшхэ и опасался разбудить ее хлопаньем крыльев… Но ничего не поделаешь.
Застыв у окна, Эйнисса скользнула в него и уже самостоятельно подошла к кровати. Эльф последовал за ней – он и раньше видел Утшхэ спящей, и без сознания и… Да и просто часто.
- Ты хоть понимаешь, Кто она? – Негромкий голос Вампирши отдавал легким трепетом. С тем же трепетом мать держит дрожащими руками новорожденное свое дитя –измученная, но счастливая…
Утшхэ спала тихо и неподвижно. Чуть заметно вздымалась лишь безыскусно плоская грудь. Бледная и без того кожа там, где на нее падал свет ясной сегодня луны, казалась белоснежной, словно снег, и цвет ее почти сливался с цветом светло-серебристых волос. Одна рука на груди, примерно напротив сердца, сжата у тугой кулак. Другая свешивается с кровати –в сантиметрах от его ног. Дыхание Утшхэ, надо сказать, было едва слышно даже Танако – эльфу! А ведь нет лучше слышащих существ, на этом свете, чем эльфы. Оборотни, разве что. Однако, и оборотнем, хоть и не чистокровным, он тоже был… Утшхэ сияла светом... Светом, правда, холодным и жестким, как кристаллы снежинок.
Эйнисса сдавленно вздохнула и провела ногтем по бледной щеке, поднесла к глазам Танако. На ногте медленно таял… Иней.
Эльф присмотрелся… И правда: вся она была покрыта тонким слоем не то инея, не то льда, не то снежной пороши. Даже губы – обычно алой полосой выделяющиеся на светлом лице побелели. И на ресницах, и на ушках, и на длинном, остром носу – везде лежала тонкая пелена.
Юноша молча поднял усталый вопрошающий взгляд на Эйниссу. Та вздохнула. Непонимание собеседника утомляло вампиршу, настроенную на сентиментальный лад.
- Ведь это она приютила и меня, и тебя… И защитила… - девушка подняла на редкость большие, по-настоящему красивые свои карие, в сумраке-черные глаза, - она защитила НАС, а не Угрум… Ты это понимаешь?..
- Понимаю. – Кивнул эльф, не отводя взгляда. – Но что значат твои слова?.. Ее весь город знает. – Горько констатировал Танако. Дележка этой девушки пусть даже в играх ее с детьми, только и способными отогреть ей сердце хоть чуть-чуть не прибавляли энтузиазма.
Эйнисса вдруг словно очнулась: лицо ее вытянулось, а губы изогнулись  в удивленный нолик. Она запустила руку под подушку Утшхэ и быстро вытащила оттуда сложенный лист: иней его не коснулся. Вампир расправила лист и молча протянула Танако. Тот уже и слухом и глазом наметил: под подушкой спрятан еще не один и даже не два подобных листков.
Он читал про себя, погрузившись. Запись, несмотря на спешность и абсолютно невообразимую безобразность почерка, была вдохновенной – он это состояние хорошо понимал… И, судя по запаху, запись еще и свежая – пахло чернилами и почему-то мылом.
Запись была примерно такая: «Сегодня ночью меня снова заморозит Эдемейн… Не знаю почему – с нова это чувствую, и это действительно будет так. Опять проснусь промокшая, будто валявшись в снегу. Снова начнется этот дурной кашель… Снова откашливаться кровью… Впрочем, за счастье то, что она у меня еще есть и что она не замерзла. К слову, ночью меня посетило видение… - Ниже на удивление грамотно набросаны несколько фигурок: в них Танако узнал себя, Диэльян и Утшхэ. Он с Ди сидит под деревом, в обнимку, а на ветви она, Утшхэ, еще совсем маленькая, с длиной темной косой наблюдает. – Мне до сих пор стыдно за наглое подглядывание за ними… Но я все не могу понять –почему?.. Они всегда были интересны мне, наблюдения эти стали неотъемлемой частью моей жизни. Я и сейчас иногда с трудом сдерживаюсь, чтобы не войти к Танако и не посмотреть на лик спящего эльфа-оборотня… Несмотря на невозможность любить и дорожить, я не разучилась привязываться. Боюсь, это грозит проблемами…».
Танако молча свернул бумагу и  положил обратно под подушку, стараясь не тревожить при этом Утшхэ. Эйнисса вновь воззрилась на него.
Эльф молча кивнул.
- Да знаю я… - Тихо прошептал он, обращаясь явно не к вампиру, и вышел вон.